Делят эти во всех отношениях прекрасные товарищи не кого-нибудь, а меня.

— Этот криптид, — на чистом русском цедит китаец, — единственный свидетель произошедшего на территории Китайской Народной Республики! Учитывая масштабы операции, я не имею никаких прав его отпускать!

— Этот молодой человек был похищен из Стакомска. Он является моим подчиненным, — неторопливо проговаривает женщина-скала, — Моя задача его вернуть, капитан Жэн Сэнь. Все данные о его пропаже ваше правительство получило более суток назад. Видимо, именно это и является причиной, что здесь присутствуете именно вы?

— Бездоказательно! — коротко бросает китаец, — При всем уважении, майор Окалина, я вынужден настаивать!

— А я вынуждена отклонить вашу… просьбу.

Нелла Аркадьевна спокойна как мертвый мамонт, лежащий боком в ручье. Он уже пришёл, ему больше ничего не надо, он просто и неотвратимо разлагается, полностью отпустив свой дух на новые прерии. А вот китайский товарищ нервничает, причем очень сильно. Зуб даю, что вовсе не из-за отряда наших особо укомплектованных товарищей, являющихся поголовно неогенами и головорезами. Он торопится, опасаясь, что пребудет кое-кто посерьезнее, от чего заставляет нервничать своих людей.

Я закатываю глаза, отбрасывая окурок. Ну если я наглел с майором, то с капитаном-то сама карма велела.

— Кто сказал, что я с вами куда-то пойду? — грустно спрашиваю я китайца, почесывая свою голую грудь, слегка прикрытую огромной рубахой, на которую накинута чья-то старая и вонючая куртка. Штаны на мне и ботинки тоже с чужого плеча… Повод для грусти тоже имеется, но об этом потом. Пока всё внимание на редкостно обалдевшего капитана КНР, у которого на лице даже глаза показались.

— Вас никто не спрашивает! — лязгает он нервно, — Вы…

— Вы не знаете, на что я способен, — меланхолично говорю я ему под молчание своего майора (обожаю эту женщину, будь она на тридцать лет моложе, женился бы! Ну, воспитал сначала, дождался там полового созревания, научил стричь кусты, а потом — да!).

— За применение способностей…, — начинает капитан, в то время как его люди подымают оружие, но я его перебиваю:

— Нет, уважаемый капитан Жэн Сэнь, — тем же тоскливым голосом продолжаю я, — Сопротивляться или атаковать не собираюсь. Просто… умру.

Китаец давится воздухом, а затем, с неверящим видом пытается объяснить, что я — свидетель, которому ничего не грозит, но вот надо... Сделав вид совсем постным и умирающим (что ни грамма не сложно, учитывая, сколько всего я перенес), я ему объясняю, что с точки зрения начальства (кивок головой в сторону Окалины), это будет оптимальный выход из затруднительного положения, потому как во-первых, мне это легко и приятно, а во-вторых — в таком случае мои соотечественники не пострадают.

Медленный, но решительный кивок головой уже от Окалины. Супер тетка. «Соотечественники» смотрят на меня так, как будто каждый уже в мечтах уединился с моей худой жопой, имея с собой скакалку, толстый провод от телевизора или, как минимум, пучок вымоченных в соленой воде розог.

Правда, я не шучу ни грамма. Мы с Китаем можем в десны целоваться, обниматься, даже татуировки о братстве народов делать хоть на выбритом паху, хоть во всю спину, а вот секретики врозь. И попадать на разговор к людям, чья цивилизация славилась пытками еще в те времена, когда мохнатые предки англичан объедались забродившими ягодами можжевельника, а потом сношались с ослами под луной, проектируя свой будущий генофонд, я не особо-то и хочу. Категорически, можно сказать, не хочу.

Мой тоскливый взгляд, совмещенный с периодическим почесыванием груди и пуза в местах, куда попали пули, заставил капитана глубоко задуматься. Я тоже стоял и думал про то, что жизнь та еще поганка. Никогда не поймешь, где найдешь, а где потеряешь. Вот моё чахлое туловище? Его девятимиллиметровыми пулями, предназначенными для работы на близких расстояниях, буквально вспороло. Я до сих пор помню краткое ощущение от гуляющего по потрохам раскаленного свинца. Но… перешел в туман, а затем оп! — и всё. Цел-невредим. Но тут пусть Нина Валерьевна разбирается, если выживу. Это не полное заживление, а что-то другое, прямо чую. И оно, скорее всего, у меня тоже хитровывернутое.

Второе же открытие куда печальнее, а может быть, и нет. В тот момент, когда я натянул и застегнул трофейные штаны на себе, моя физическая сила и крепость резко ослабли. Подозреваю, что до старых значений. В шоке тогда штаны снял — и всё вернулось. Надел? Ушло. Вот тебе, Витенька, и Юрьев день. Опять товарищу Молоко репу морщить и зонды анальные точить по мою душу.

Видимо, от воспоминаний о зондах у меня на роже возникло совсем уж шахидское выражение, которого нежная душа китайца не выдержала. Обернувшись, капитан махнул верхней конечностью, начав лаять приказы, а я в этот момент уже вовсю скребся пятками по асфальту, утаскиваемый прочь дорогим начальством, которое, не особо заморачиваясь, просто обняло меня за шею одной рукой, а затем пошло себе к странному самолету.

Попав в тепло, я тут же чирикнул нечто неопределенное, а потом с огромным наслаждением то ли уснул, то ли потерял сознание, продолжая сжимать в кулаке небольшой металлический значок с серпом, молотом и рукой, удерживающей молнию. Кажется, меня пинали и трясли, но, возможно, это был самолет, которому то и дело попадались его воздушные ухабы и турбуленции.

На этот раз, ради разнообразия, внутренняя Галя пробила мне возврат не в больничку, а в куда лучшее место, называемое практически родной камерой лаборатории. Белые стены, потолок, капельница, утешительное помигивание лампочки, означающей что общий ограничитель включен, сносное состояние организма… трусы. Последнее было просто замечательным открытием. Самочувствие? Отвратное, но не более.

— Изотов? — осведомился динамик под потолком голосом моей исследовательницы-надзирательницы.

— Я за него? — с такими же полувопросительными интонациями ответил я, продолжая радоваться трусам.

— Ты как, Вить?

— Хочу курить. И есть. И кофе.

— Подожди немного, сама всё принесу.

Почти не обманула, сама. Только с двумя лаборантами. Один пёр поднос с едой, а второй новый КАПНИМ, к которому я сейчас испытывал сложные и противоречивые чувства, на которые получилось легко положить мужской половой член, ибо еду надо было съесть до того, как остынет кофе. Рисовая каша, яичный салат, большущий шмат приготовленной на пару рыбы… нормальная больничная еда. Запеканку бы еще с творогом, но в столовой их, видимо, нет. Вряд ли её сожрал несун подноса.

Нина Валерьевна золото, хоть и местами. Чувство такта женщине хватило не только на моё пожрать, но она даже дала мне возможность выкурить пару сигарет с кофе вприхлебку, а только затем начала свое ментальное изнасилование. На сам инцидент с моим похищением товарищу Молоко было просто капитально накласть, зато всё, связанное с моими способностями, нюансами их применения, эмоциями, ощущениями… это да. Тут она меня трепала как такса, добравшаяся в гостях до любимой декоративной крысы хозяев. Попытки притвориться мертвым ничего не давали.