— Мне…, — я едва раскрыл онемевшие губы, продолжая сверлить взглядом блондинку, — Нет… необходимости… нападать… на вас…

Топот тяжелых ботинок. Люди, вооруженные, некоторые даже мне знакомы, но сознание отмахивается от этого факта. Пусть выстраиваются в шеренгу за решеткой, пусть берут меня на прицел, вот насрать.

— Мне… достаточно… просто… сдохнуть.

Дым из углов комнаты, тех, что под потолком. Там как раз ключевые элементы ограничителя, похожего на клетку Фарадея. Тоже плевать. Отрывистые вопли вояк? Пусть орут, мне до них дела нет. Всё моё внимание — ей. Грозной, шикарной, готовой к бою… которого не будет. Почти не будет. Я замечаю, как Окалина вздрагивает, слышу резкие выдохи мужиков за её спиной. Видимо, активировалась экспатия, а значит, их собственный мозг порождает ужасы один за другим. Неприятная и ненужная способность, которая сейчас вполне может привести к тому, что в меня выстрелят с перепуга. Тоже плевать.

Либо я заставлю с собой считаться, либо катись оно всё к чертям. Может быть, мне дадут третью жизнь. Буду черножопым рабом таскать каменные блоки на пирамиду, радуясь определенности.

— Стоп! Стоп!! — крики из динамика. Нина Валерьевна, — Витя! Стой!! Остановись!!

— Нина, не мешай! — рычит блондинка, — Сопляк о***л! Считает, что ему всё можно! Знаешь, сколько я таких похоронила, Изотов?!!

Да мне насрать, даже не отвечаю. Нет, не бужу в себе какие-то потаенные силы, откуда им взяться? Да даже не применяю то, что могу применить. Оборот в туман там или хотя бы трусы снять, зачем? Если уж я довел американских агентов, то вот этих парней, которые вовсе не гиганты самоконтроля, я сейчас доведу точно. Меня пристрелят, всех участвовавших пошлют в Арктику пасти пингвинов, Окалину тоже. Юльку отберут, так как она как актриса государству очень даже гожа.

… этого тупо хватит. Витя хороший мальчик, но он не игрушка!!

— СТОП!! — срывая голос, кричит ученая, — Нелла! Это зашло слишком далеко!! Конец эксперимента!! Всё!! Витя, успокойся!! Конец эксперимента!! Прекращаю!!!

Изумление столь велико, что пробивается через мою ярость и фатализм. Блондинку от слов Нины Валерьевны натуральным образом перекашивает от эмоций. Неверие, шок, отчаяние…

— Нина!! — рычит майор Окалина динамику, сжимая кулаки, — Ты что?!! Нет!!

— Да!! Всё! Это провал! Больше никаких раскачек! Витя, успокойся! Сейчас мы тебе…

— Вы проводили эксперимент… пытаясь свести меня с ума? — спокойно спрашиваю я, спуская ноги с кровати. Под стоны падающих за решеткой людей и звон их оружия, но это вообще как-то вот мимо кассы. Что-то кричит ученая про то, что она активировала инъекторы, вырубив группу захвата. Я не слушаю, просто подхожу к своей двухметровой начальнице, продолжая смотреть глаза в глаза.

— Думаешь… запугать… меня… щенок?! — зло и как-то отчаянно цедит майор, а затем, внезапно сорвавшись, кричит в динамик, — Нина! Он должен продолжаться! Слышишь! Должен!!

— Я не контролирую эту фигню, — улыбаюсь я в искаженное непонятными эмоциями лицо начальницы, — Я вообще никакую фигню не контролирую. И знаете что, Нелла Аркадьевна? Очень от этого устал!

Шипение. Нас с товарищем майором окутывает густой белый газ. Ну разумеется, какая же камера в лаборатории без подобного останавливающего фактора. Этого следовало ожидать. Разочарование? Ни малейшего. Я не собираюсь бежать, сопротивляться, вырываться с боем, убивать… уже нет. Эмоции. Блондинка разродилась на настоящие эмоции, треснула как гнилой орех. А что это значит?

Личные интересы.

Прямо как у Ожегова. Это всёёёё меняет. Совсем всё.

Значит, можно и поспать, тем более что вполне удобно падать на осевшую бабищу. Здоровенную, красивую, у которой щекой сквозь униформу и жесткий лифчик, ухом чувствуется огромная теплая сиська. Ей же всё равно, уже спит…

А потом я всё обязательно выясню. И приму меры. На тот свет спешить не стоит, я вам это уверенно говорю, почтенная несуществующая публика. Как профессионал.

Эпилог

Я всегда думал, что возмездие — это вовсе не акция воздаяния за что-то. Какое, нафиг, воздаяние? Личностное суждение, субъективная оценка, самосуд. Пф, нет. Возмездие есть и будет восстановлением внутренней справедливости, потребностью. Да, оно наступает желаниям и целям государства на больную мозоль, но любая сложная структура стремится сделать большинство своих элементов предсказуемыми. Это всего лишь оптимизация. Личность должна понимать уровень своего взаимодействия с государством, искать компромисс, устраивающий обе стороны. Разумеется, до того момента, когда она соглашается заплатить согласно прейскуранту за воплощение своих интересов.

Но иногда выгоднее найти компромисс двум индивидуумам, потенциально полезным друг для друга.

— Изотов, прекрати насиловать КАПНИМ, — раздался нервный голос из-за спины, — И наши глаза. Докуривай чертову сигарету и говори, договорились мы или нет?

— Я еще не готов, выбираю, — хрюкнул я, — Всё такое вкусное…

Позади сидели две… авантюристки, что тут еще сказать. Но мне, несмотря на всё произошедшее, теперь было сложновато их винить. Политика. И семья. Страшное сочетание.

В Америке, если тебе не нравится сосед, всё решить довольно просто. Ты идёшь в магазин, покупаешь дробовик, стреляешь соседу в хлебало, сидишь сколько-то там лет. У нас в Союзе с этим хуже, конечно, надо ножом столовым тыкать или кирпичом, так сказать. Но на этом уровне проблема решаема, очевидно. С чем-то серьезнее, скажем, с покупкой машины, у нас уже сложнее, но это только пока. Гражданское машиностроение развивает мощности, так что скоро граждане будут счастливы, засрав родные города десятками тысяч машин, но не имея денег и совести приобрести гараж. Ну и фиг с ними.

А если твоя нужда серьезнее машины или соседа? Тут у капиталистов преимущество, называемое баблом. Кредитуйся, укради, одолжи, найди — получишь доступ к нужной тебе вещи или услуге. Скорее всего. В Союзе всех стремятся уравнять в возможностях и потребностях, с переменным успехом, а это значит, что если твоя нужда слишком сильно выбивается…, то у тебя нет надежды.

К примеру, если ты мать ребенка-криптида, который при активации стал призраком, растеряв свои эмоции. Всего лишь одна из способностей, пусть и очень интересных, но не являющаяся болезнью. У государства множество других приоритетов, а ты, в свою очередь, боишься, что даже если когда-либо это «вылечат», то твоей дочери уже будет всё равно. Она забудет, что такое — быть человеком.

Майору Окалине повезло несколько раз как самой последней дуре. В основном из этих везений можно выделить два эпизода. Я и Нина Валерьевна Молоко. Довольно близкая подруга, прекрасно разбирающаяся во многих нюансах развития у неосапиантов и… нет, целиком и полностью я нашей грозной блондинке нафиг был не нужен. Только чрезвычайно сильная способность к экспатии.

Идея была проста как топор. Настолько, что даже смешно. Завести Юльку «с толкача». У товарища Молоко была теория, что при смене парадигмы существования на энергетически/псевдоматериальную, Палатенцо, при отсутствии внешних стимулов, просто не может вспомнить и понять, что за эмоции нужно испытывать и как. Но если поместить её жить в одно помещение с мощнейшим экспатом, буквально транслирующим себя в пассивном режиме, то рано или поздно резонанс психики «призрака» и экспата пробудят… ну, скажем так, энергетическую симуляцию. А это уже имело отношение к секретному проекту «Чистый-2», поэтому эксперимент был тихо-мирно ратифицирован в Москве. С условием, чтобы Витю сильно не шатали.