…ну, просто не рассчитанный рывок при недостаточной плотности человеческой подушки приводит к тому, что ты не до конца тормозишь и таки ушибаешься о твердую советскую стену своей тупой тыквой. Да, сжать пальцы, продолжая движение, ты еще способен, даже дёрнуть ствол на себя, но затем удар по голове даст о себе знать, окончательно гася свет.

Глава 17. Клистирная трубка

Мне было хорошо, уютно и тепло. Тело почти не чувствовалось, а над ним, хорошо ощущаемый, парил ангел. Светящийся такой, белый, невесомый… как пушинка. Я лежал, умиротворенно ощущая, как несформированные обрывки мыслей смываются в ментальный унитаз нирваны. Что-то слегка гудело и изредка крайне противно попискивало, но мне, как опытному уже душевному переселенцу, было всё равно. Чистого рая не бывает.

— Кончайте придуриваться, молодой человек, — приятный мужской баритон с нотками хитринки был не то, что неожиданностью, но иллюзию поломал напрочь, — У меня 17 лет стажа врачебного, я вижу, что вы в сознании!

— Это у вас, — вполне резонно заметил я, размыкая спекшиеся губы, — А у Юльки нет. И ей может прийти в голову трахнуть меня током. Прогоните её куда-нибудь, доктор. Она меня тревожит.

— Девушка за него переживает, от постели не отходит, а он и не доволен! — всплеснул руками по-бабьи вполне себе мужиковатый мужик с щегольской бородкой на умной очкастой морде, искаженной одновременно профессиональным дружелюбием и непрофессиональной завистью. Ну куда тебе, дед сорокалетний, на юных призраков-то заглядываться? Ты ж медик! Ты должен понимать, что им… некуда! В смысле совсем! Они цельные!

— Как он, Владимир Иванович? — продолжая парить над моим бренным телом, потребовала объяснений бывшая ангелица, а нынешнее око некоего товарища майора, на полставки подрабатывающее у него дочерью.

— А сейчас увидим! — бодро отреагировал врач, присаживаясь ко мне на кровать и начиная щупать всё подряд. Да еще и градусник воткнул. Я все ждал, пока он меня перевернет или хотя бы самого попросит перевернуться, чтобы посмотреть рану в спине (которая ныла довольно интенсивно, надо сказать), но вместо этого, добрый доктор, с раздражением вздохнув, попросил меня принять полусидячее положение. Понятное дело, что ему не нравятся пациенты в КАПНИМЕ. Ограничивающий экзоскелет легкий и прочный, но по старой традиции советской — угловатый и неудобный, что оценили бандюги, а вот теперь и простынь, тут же задравшаяся к ядреной матери. Юлька, висящая над этим кордебалетом, зырила и безмолвствовала.

— Ой, — выдавил я, исполнив просьбу врачебного характера. Пошли вертолеты, начала нарастать пульсирующая боль в висках, бросило в жар и пот, даже затошнило.

— Ага, — почему-то обрадовался убийца в белом халате, — Это у вас, товарищ студент, хорошее такое сотрясение! Как же вы умудрились-то? Какой у вас коэффициент усиления?

— А допуск у вас есть? — вяло спросил я, пытаясь прицелиться таким образом, чтобы наблевать доктору на колени. Тот, стреляный воробей, неладное почуял, поэтому невероятно проворно встал, даже сделав шаг назад.

— Допуск есть, — мерно проговорили с потолка, а затем сдали меня как последнюю сучку, — Фактический коэффициент, Владимир Иванович, ноль. Генетический… один тридцать восемь.

— Что? Как? — заморгал врачебное не светило (светило с потолка), — Это что, тот самый Изотов? Симулянт?!!

— Да, — Юлька была сегодня особенно свежа сегодня своим равнодушием. Не знаю, как я разбирал его оттенки и откуда они у призрака, но, если экстраполировать факты даже моей ушибленной головой, то можно сделать вывод, что ей тут жутко не нравится.

— На анализы! — тут же прогремел бородатый, полностью теряя свой лоск и припациентную врачебную деформацию. Из-под шкуры клистирной трубки, смазанной сиропом, выглянул по крайней мере зав. отделения или еще какой местный альфа-самец, — На полные!

В палату ввалилась медсестра с фигурой ветерана ММА, взглянула на меня хмурым глазом и решительно пошевелила мясистым носом с бородавкой. Коротко кивнув на завывания врача, она удалилась, чтобы вернуться с медбратом, годившимся ей в сводные братья или там партнеры по армрестлингу, я так точно и не понял. Через минуту меня уже катили в глубины пахнущего больницей ада, дабы брать, брать, еще раз брать, но ничего не давать взамен, кроме страданий и потерь в самоуважении. Палатенцо суровым ангелом возмездия парила за каталкой, взяв зачем-то повышенную высоту. И, кажется, светясь больше обычного.

Пока везли, я уже чуток разогнал вертолеты и набрался смелости спросить, что у меня там с пулей в спине, но на очередном ухабе, выбоине или колдоебине, наличествовавших в больницах, каталка резко подпрыгнула вместе со мной, от чего я, подлетев, шваркнулся назад и аж хрюкнул, ощутив резкую боль в спине и, почему-то, в жопе. Ну не в самой, правая ягодица внезапно дала о себе знать, так что я притих в ожидании, пока довезут до реанимации или куда там меня тащщут.

— Юлия Игоревна! — предельно серьезным тоном квакнул альфа-коновал, — Вам придётся подождать здесь! Туда вход воспрещен!

— Нет, — равнодушно ответила парящая в воздухе полупрозрачная девушка, — Я от него не отойду.

Это «Владимиру Ивановичу» очень сильно не понравилось. Огорчился мужик изрядно, остановил процессию и начал на Юленьку авторитетно так орать. Выговаривать ей, что мол, хоть и знаменитость, и всё такое, но порядок нарушать нельзя, правила есть правила, и какой бы сякой она не была, она не смеет диктовать свои порядки в лучшей больнице Стакомска. Палатенцо слушала-слушала, висела-висела, а потом, когда усатый-бородатый сделал паузу, чтобы слегка расслабить горлышко и прояснить покрасневшую морду лица, моя милая соседка ладошки так свои одну к другой приблизила и пустила между ними свое сраное липиздричество с громким треском. А потом своим спокойным равнодушным голоском заявила, что имеет распоряжение от главврача, Анны Прокопьевны Полипенко, применить нелетальное электрическое воздействие на тех, кто попробует без разрешения этой чудесной женщины обследовать Изотова.

Санитары взбледнули, доктор сипло издал звук умирающего кабана и опух, а я, поёрзав на каталке, удовлетворенно ему сообщил:

— Я ж говорил, что она электричеством любит! Специально молчала, ждала пока вы приступите. А потом бы трахнула!

Ну, на самом деле Палатенцо просто так интерпретировала пожелание этой самой Полипенко, только и всего, только зачем им об этом знать?

Процессия медленно и печально покатилась назад, но не докатилась. На её пути глыбой, скалой и прочим своим шикарным 150-килограммовым телом воздвиглась огромная, широкая и толстая женщина с самыми длинными и шикарными рыжими волосами, что я вообще видел. В белом халате, конечно, это же больница. Перешитом с танкового чехла, скорее всего, но тут я мог ошибаться.

— Конюхов! — ласковым басом на полбольницы заявило это большое и рыжее, — Ну ты и падла мелкая!

— Анна Про-копьевна! — тут же взвизгнул мужик, потерявший заранее где-то 90 процентов альфасамцовости и сейчас уходящий в глубокий минус, — Я попрошу!

— Нет уж, гнида. Не попросишь! Я тебе такой волчий билет выпишу, что и в дворники не напросишься! На Колыме!